Спасибо, Скромный.
...А меня вот задело ничем не приметное стихотворение малоизвестного современного автора Вадима Андреева. Вот почитайте:
СНЕГ ЭПОХИ ПЕТРА ПЕРВОГО
В свете ночных фонарей отсверкав,
в душу запали ещё с четверга
белые-белые, небом дарованные,
как из боярской России, снега.
Где-то стругали салазки и сани.
Избы томились от запахов пряных.
Чистили шубы от моли и тли.
Драили бани, дороги мели.
Снег очищала в канун Рождества,
как говорится, всем миром Москва.
Ну, а потом у рождественской ели
тоже всем миром плясали и пели.
Сказывал сказки юродивый странник:
«К черту ли, к бесу, к божьей ли длани
снежное царство красавиц заманит…».
Девицы дружно: «А ну как обманет?».
«Может, обманет, а может быть, нет.
Бог вот родится и даст вам ответ».
Пар от тулупов в торговом ряду.
Резвые кони кусают узду.
А купчина – борода в меду –
кличет барышню к богатому лотку:
«Эй, бровастая, отведай-ка кваску».
Стоят рядышком поп с попадьёй
да торгуются у лавки меховой.
А меж ними скоморохи,
ряженые, крашеные,
размалеванные гномы,
великаны саженные
впляс по скользком по льду
идут-ходят прямочко,
дуют в дудку и оттуда
выдувают пламечко.
А на санках по Тверской
сотник с юною княжной
вдоль лотков, рука в руке,
мчатся к Яузе-реке.
На ней шубка меховая
да сапожки – сафьян.
А ямщик, кнутом играя,
погоняет, в стельку пьян.
Кони пляшут – топ да топ.
Сани валятся в сугроб.
Жизнь – калина, жизнь – малина,
а любовь, она – по гроб.
И княжна, срывая шаль,
от игры ль,
от озорства ль,
тянет дядю за картуз
и целует его в ус.
А у Яузы-реки
из пищалей бьют стрелки –
то известные, петровские
потешные полки.
Смех и слезы.
Смех,
смех
разбирает вся и всех.
Без закуски первача
пьют бояре, хохоча,
указуя посошком
на конягу под Петром –
меньше малого ростком
по сравненью с долговязым,
длинноногим седоком.
Только юный государь,
хоть снежочком его вдарь,
хмуря брови, смотрит строго
на хохочущих бояр.
И, схватив коня за холку,
говорит,
смиряя ярость:
«Погодите же, бояре.
Скоро-скоронько в свой срок
преподам я вам урок!
Разберусь я с вашей Софьей
да с боярской Думой совьей.
Я на дыбе вас пытать
буду,
стричь
и розгой драть,
а стрельцам, настанет время,
лично буду ноздри рвать».
А на месте Лобном,
Лобном,
где и ведьма не соврет,
песни голосом утробным
Гринь юродивый поёт:
«Эй, боярин добрый,
боярин хороший,
подай Гриньке юродивому
на хлебушек грошик.
Я, батюшка, чую худо,
царский гнев и лютый, лютый
голод…».
А боярин, прошурша
мимо шубой соболиной,
пробубнил: мол, ни гроша
не получит нынче Гриня,
мол, за песни эти, плут,
за бесплатно в морду бьют.
А снега мели, мели.
И не важно, худо ль, мило,
к чему времечко вели,
то и наступило.