Станционный свет моргает — как пульс у страны,
ночь шуршит целлофаном объявлений и сна.
Мы идём по перронам — полгода в одни штаны,
но на каждый затёртый карман — своя тишина.
Кто-то гладит вокзальные рельсы, как жилы земли,
кто-то крутит язык, как монету, на спичке стихов.
Мы не чище и не грязней — просто другие угли,
у которых иначе горит небо чужих потолков.
Ты спросил: где граница искусства и мелочи дня?
Где шедевр, а где «ну такое», но честно свое?
Может, в том, что неслышно внутри отпустило меня,
и я вдруг выбираю идти — даже если ревёт.
Я не стану высоким фасадом — вымоет дождь,
я останусь дворовой стеной с неживой лозой.
Там мальчишка рисует корабль, и верит: доплывёт,
если ветер научится в парус играть слезой.
А пока — между ритмом колёс и чужих голосов
я сложу из обломков минут свой короткий маршрут.
Если спросишь: где книги, где смыслы, где звон колосьев —
подсказка в одном из карманов лежит: загляни тут.
И пускай Луна — на одной струне, на одной,
и пускай нота тянется тоньше игольной петли —
мы всё равно разорвём этот сумрак дворовой
и вернёмся домой — туда, где нас ждали стихи.
